Неточные совпадения
— Папа,
пожалей меня, — говорила
девушка, ласкаясь к отцу. — Находиться в положении вещи, которую всякий имеет право приходить осматривать и приторговывать… нет, папа, это поднимает такое нехорошее чувство в душе! Делается как-то обидно и вместе с тем гадко… Взять хоть сегодняшний визит Привалова: если бы я не должна была являться перед ним в качестве товара, которому только из вежливости не смотрят в зубы, я отнеслась бы к нему гораздо лучше, чем теперь.
Если любовь молоденьких
девушек и страстных женщин бальзаковской поры имеет для своего изображения своих специалистов, то нельзя не
пожалеть, что нет таких же специалистов для описания своеобычной, причудливой и в своем роде прелестной любви наших разбитых женщин, доживших до тридцатой весны без сочувствия и радостей.
— Ах, господин Шацкий! Вы всегда сумеете уговорить! Но представьте себе, что я ее
жалею. Такая деликатная
девушка…
— А почему же не пойдет? — возразил Матвей задумчиво, хотя и ему самому казалось, что не стоило ехать в Америку, чтобы попасть к такой строгой барыне. Можно бы, кажется, и
пожалеть сироту… А, впрочем, в сердце лозищанина примешивалось к этому чувству другое. «Наша барыня, наша, — говорил он себе, — даром что строгая, зато своя и не даст
девушке ни пропасть, ни избаловаться…»
Я стоял, пока Дэзи не затерялась среди толпы; потом вернулся в фойе, вздохнув и бесконечно
жалея, что ответил на приветливую шалость
девушки невольной обидой.
Сначала она вела все посторонние речи, ни одним словом не обмолвившись о случившемся, потом принялась вздыхать и
жалеть огорченную
девушку, которую так напугал братец.
Лука. Добрый, говоришь? Ну… и ладно, коли так… да! (За красной стеной тихо звучит гармоника и песня.) Надо,
девушка, кому-нибудь и добрым быть…
жалеть людей надо! Христос-от всех
жалел и нам так велел… Я те скажу — вовремя человека
пожалеть… хорошо бывает! Вот, примерно, служил я сторожем на даче… у инженера одного под Томском-городом… Ну, ладно! В лесу дача стояла, место — глухое… а зима была, и — один я, на даче-то… Славно-хорошо! Только раз — слышу — лезут!
Лука. Ты,
девушка, не обижайся… ничего! Где им… куда нам — мертвых
жалеть? Э, милая! Живых — не
жалеем… сами себя пожалеть-то не можем… где тут!
— Бедненькие вы с Павлом, —
пожалела его
девушка. Веру он любил,
жалел её, искренно беспокоился, когда она ссорилась с Павлом, мирил их. Ему нравилось сидеть у неё, смотреть, как она чесала свои золотистые волосы или шила что-нибудь, тихонько напевая. В такие минуты она нравилась ему ещё больше, он острее чувствовал несчастие
девушки и, как мог, утешал её. А она говорила...
А я, братец ты мой, как мне
девушка понравится, — и сейчас она мне, как родная, и сейчас я се
жалеть начну.
— Это — грех, не понимать. Взял
девушку, она тебе детей родит, а тебя будто и нет, — без души ты ко мне. Это грех, Петя. Кто тебе ближе меня, кто тебя
пожалеет в тяжёлый час?
Она была в тех летах, когда еще волочиться за нею было не совестно, а влюбиться в нее стало трудно; в тех летах, когда какой-нибудь ветреный или беспечный франт не почитает уже за грех уверять шутя в глубокой страсти, чтобы после, так для смеху, скомпрометировать
девушку в глазах подруг ее, думая этим придать себе более весу… уверить всех, что она от него без памяти, и стараться показать, что он ее
жалеет, что он не знает, как от нее отделаться… говорит ей нежности шепотом, а вслух колкости… бедная, предчувствуя, что это ее последний обожатель, без любви, из одного самолюбия старается удержать шалуна как можно долее у ног своих… напрасно: она более и более запутывается, — и наконец… увы… за этим периодом остаются только мечты о муже, каком-нибудь муже… одни мечты.
«Если даже, — думал он, — Лучков к ней равнодушен, если она сама бросилась ему на шею, все-таки не должен он был даже со мной, с своим другом, так непочтительно, так обидно говорить о ней! Чем она виновата? Как не
пожалеть бедной, неопытной
девушки?
— А ты,
девушка, зря не болтай… — строго оборвала Дуню нянька. — Тогда и уйдет, когда приступит ее время; ты вот что, ложись-ка почивай, а коли про чего услышишь, один ответ давай! Знать не знаю, ведать не ведаю… Ни о какой монашке не слыхала… Помни,
девушка, иначе погибель Соне придет.
Пожалей ты ее, ради господа, невинную чистую душу не погуби… Ведь умрет она от тоски по монастырю, совсем изведется бедная.
— О, я
жалею вас, если вы этого не знаете, — продолжала
девушка.
Юля. Я хочу объясниться. Видите ли… Я всегда к вам душевно расположена… У меня много знакомых
девушек, но вы из всех самая лучшая… Если б вы мне сказали: «Юлечка, дайте мне десять лошадей или, положим, двести овец». С удовольствием… Для вас бы ничего не
пожалела…
Плеханова (с которым я до того не был знаком) я не застал в Женеве, о чем искренно
пожалел. Позднее я мельком в Ницце видел одну из его дочерей, подруг дочери тогдашнего русского эмигранта, доктора А.Л.Эльсниц, о котором буду еще говорить ниже. Обе
девушки учились, кажется, в одном лицее. Но отец Плехановой не приезжал тогда в Ниццу, да и после я там с ним не встречался; а в Женеву я попал всего один раз, мимоездом, и не видал даже Жуковского.
Несмотря на это, все сестры сердечно
жалели бедную
девушку и ежедневно воссылали искренние теплые мольбы к Всевышнему о ее выздоровлении.
«Выследить что, али подвести, — отвечает, так это мне с руки, потому любимая сенная
девушка княжны Евпраксии, что ни прикажу, для меня исполнит: в огонь и в воду кинется, жизни не
пожалеет».
Перед ним лежит почти бездыханный труп безумно любимой им
девушки, впереди грозный суд царя и лезвие катского топора уже почти касается его шеи. Он чувствовал холодное прикосновение железа, но он не своей головы
жалеет…
Как он искренно
пожалел теперь, что не остался там в неизвестности, без имени. Обеспеченный материально, он бы мог выбрать себе по душе
девушку, создать себе домашний очаг и спокойно жить, занявшись торговлей и заработав себе сам честное имя.
Последнее, как знали в Петербурге, принадлежало покойной княжне Людмиле Васильевне Полторацкой. Постройка обоих храмов началась и, ввиду того что князь не
жалел денег, подвигалась очень быстро. Князь Сергей Сергеевич, как сообщали, проводил ежедневно несколько часов в родовом склепе Зиновьевых, где были похоронены князь и княгиня Полторацкие, куда, с разрешения тамбовского архиерея, было перенесено тело дворовой
девушки княгини Полторацкой — Татьяны Берестовой.
На губах Ксении Яковлевны мелькнула улыбка. И это привело в окончательное недоумение Антиповну. Она ожидала, что от креста с молитвой, которую она шептала,
девушка упадет в корчах и потому,
жалея ее, не решалась до сих пор прибегать к этому средству, даже оставила свой обычай крестить ее на ночь и вдруг после креста явилась первая за последнее время улыбка на грустном лице питомицы.
Таковое именно впечатление вынесли обе молодые
девушки, княжна Людмила и Таня, когда увидели княжеский дом реставрированным. Несмотря на то что, как мы знаем, он потерял для них прежнее обаяние таинственности, из их груди вырвался невольный вздох. Они
пожалели старый дом с замазанными мелом стеклами.
Письмо следует продиктовать сегодня же. Необходимо вовремя предупредить Леонтину и настоять на том, чтобы она не приезжала сюда. Он
жалел и о том, что первая его
девушка была такая малодушная. Дело идет, кажется, к лучшему, да если б и явилось осложнение, теперь за ним есть хороший уход.
— Вот это хорошо, что вы такая добрая
девушка, — сказал я. — Хорошо, что вы
жалеете человека. Но, впрочем, надо
жалеть и барыню. У нее какой-то несчастный характер.